Усиление в последнее время террористической активности на Северном Кавказе и масштабный террористический акт в аэропорту Домодедово 24 января 2011 г., унесший жизни 36 и ранивший 116 человек привели к всплеску внимания российской общественности к проблеме терроризма. Политическое руководство страны инициировало ряд контртеррористических мероприятий по предотвращению террористических проявлений, однако, террористическая опасность продолжает оставаться актуальной.
Следует констатировать, что на современном уровне развития общества терроризм из используемого в политике время от времени сугубо практического деструктивного метода воздействия, посредством страха превратился в особое социальное явление, играющее большую роль в событиях социальной действительности и именно поэтому сегодня возникает необходимость оказания противодействия терроризму не только на практическом, но и на научном уровне.
Исследование терроризма имеет существенные трудности, связанные с многоликостью этого феномена, амбивалентностью оценок, спецификой воздействия на социум и определенной латентностью его проявлений. Указанные факторы приводит к недостаточной научной проработке современного терроризма, и в связи с этим возникает потребность формирования и развития в России научной дисциплины – террологии, призванной интегрировать в целостное знание результаты исследований, аккумулируемые в различных науках.
Все новые деструктивные проявления терроризма в обществе актуализировали в науке и обществе террологический дискурс как серьезную проблему, что проявляется в нескольких отношениях: во-первых, в конституировании онтологического статуса терроризма как системного общественного явления; во-вторых, в обозначении морально-нравственных антагонистических противоречий в оценке террориста как убийцы или героя; в третьих, в востребовании научно-исследовательских и организационно-деятельностных ресурсов общества, обеспечивающих изучение терроризма и реализацию возможностей по его искоренению или хотя бы минимизации последствий террористической активности.
Сегодня в мировой науке накоплен уже обширный научный материал, посвященный терроризму, который требует своего освоения, систематизации исследований в области его изучения, подведения промежуточных итогов и осмысления задач и условий эффективности дальнейшего научного поиска. Уяснение сущности, структуры и динамики терроризма как социальной угрозы обществу требует новых знаний, разработки научных подходов способных удовлетворить такую потребность.
Террология как научное знание о терроризме (научная дисциплина) должна войти в систему деятельности по обеспечению безопасности личности общества и государства, или – в традиционном понимании – систему, обеспечивающую стабильное развитие социума.
В настоящее время можно говорить о наличии разделов внутри террологии, так, например, можно выделить философию терроризма (предметом может выступать изучение идей различных мыслителей, рассматривающих терроризм в качестве важного элемента общественного сознания), психология терроризма (рассматривает психическое состояние и поведение субъектов и объектов террористического насилия, влияние страха, ужаса на общественное сознание), социология терроризма (изучает проблемы влияния терроризма на общественную деятельность и конструирование социальный отношений), история терроризма (прослеживает исторические корни данного явления и его изменения на различных этапах развития общества) и т.д.
Можно различать также теоретическую и практическую террологию: первая разрабатывает понятийный аппарат, предлагает различные концепции объекта, раскрывает его сущность, глубинные закономерности и т.д., вторая имеет дело с конкретными проявлениями терроризма, создает практические модели и программы антитеррористического противодействия.
В условиях последних террористических появлений приписываемых так называемому «исламскому терроризму» необходимо рассмотреть и возможности вненаучного знания мифологического, религиозного, художественного характера, которое может быть в известной степени интегрировано в террологическое знание.
Одним из видов вненаучного познания является мифология. Многие исследователи терроризма указывают на его мифологическую природу, архетипические основания его становления и развития, образно-художественное осмысление мира, укорененное в мифологии и явленное через литературу и другие формы искусства1.
«Терроризм – один из наиболее впечатляющих мифов, которыми одержимо массовое сознание – утверждает Н.Мелентьева. – Реальное политическое значение терроризма ничтожно, но как символ, как захватывающий образ, как психологический ход он приобрел удивительную значимость в современном мире»2.
По мнению Р. Барта миф, будучи «похищенным языком», «искаженной реальностью», средством навязывания своего видения мира тесно связан с образом и базируется на нем. При этом «целостный образ исключает возникновение мифа или по крайней мере вынуждает мифологизировать только саму его целостность». Поэтому большинство мифов сегодня предпочитает пользоваться «бедными, неполными образами, когда смысл оказывается уже довольно тощим, готовым для наделения его значением: карикатуры, стилизации, символы и т. п.»3.
Именно таким мифом предстает образ «исламского терроризма», который на самом деле следует называть «исламистским», подчеркивая этим его не духовно-религиозный, а политический характер.
Велика роль интеллигенции в создании мифов. Так, М. Могильнер показывает возможности по созданию влиятельных мифологем властителей дум эпохи конца XIX – начала XX века И. Каляева, В. Засулич, В. Фигнер, М. Спиридоновой, В. Ропшина (Б. Савинкова) и др. в той или иной мере причастных к созданию коллективного мифа о герое-революционере, жертвующем собой во имя светлого будущего4. Интеллигенция, образующая собственную семиосферу, чьи гуманистические ценности в принципе противоречили насилию, да ещё системному, вынуждена была трудиться над самооправданием, и именно поэтому Подпольная Россия не исчерпывается лишь профессиональными революционными группами и партиями, но обязательно включает тексты, описывающие эти организации и их членов, навязывающие их образ, как самим радикалам, так и Легальной России5. Однако воспеваемый интеллигенцией герой-революционер на самом деле есть не кто иной, как террорист.
Современная цивилизация самоидентифицируется с помощью набора «мифопорождающих машин» утверждает Г. Почепцов6. В качестве таких машин выступают масс-медиа, кино и массовая литература, они в сильной степени коррелируют друг с другом, создавая системную картину мира. Хотя все это явления массовой культуры, они все равно обладают идеологическим компонентом. Герой побеждает и в прошлом, и в будущем и все чаще таким героем выступает террорист. В продукции Голливуда можно найти мифы о террористических организациях («Матрица») и террористах-одиночках («Терминатор»), спасающих мир и масштабные картины апокалипсических террористических акций с использованием оружия массового уничтожения («Миротворец»). Определяющим для мифа является не предмет его сообщения, а способ, которым оно высказывается... никакой закон, ни природный, ни иной, не запрещает нам говорить о чем угодно», утверждает Р. Барт7. Исходя из этого, можно предположить, что миф перекраивает реальность в сознании человека, пользуясь разнообразными приемами, схемами и образами.
Мифический образ призван олицетворять в коллективном сознании реальный прототип, замещать и упрощать его. И это объяснимо: ведь он легко воспринимается, опознается и запоминается, западая в подсознание. Структурированный в качестве мифа образ продолжает тревожить даже тогда, когда о нем не думаешь, от него постоянно исходит потенциальная опасность. Вследствие этого образ врага вызывает целую гамму эмоций – от ненависти и ужаса до презрения и желания уничтожить его8.
Миф может, как консолидировать большие массы людей, так и вести к дезинтеграции и конфликтности. Как некая «параллельная» или «альтернативная» реальность, он оказывает воздействие на социальные факты и явления. Миф становится основным принципом, организующим современное массовое сознание – считают Н.В. Поправко, В.Н. Сыров. Реакцией обыкновенного человека на вызов индустриальной культуры оказалось восстановление мифологии. Миф есть повествование об архетипическом событии, имеющем символическое значение, указывающем на необходимость его копирования в ритуальном акте и убеждающем в реальности этого события путем эмоционального переживания от исполнения ритуала. Это легко достигается посредством переописания наличного и подключения воображения как средства проживания в переописанном мире. Когда юноша-почтальон именует себя «партизаном городских окраин», «бойцом городских джунглей», он уже попадает в иной мир, переописывая профанное в сакральное, испытывая состояние священности при своем подключении к сакральному, выстраивая стратегию поведения путем копирования жестов любого воина, солдата, партизана. В этом смысле важны только соответствующие пояснения. Таким образом, миф подвластен любому и благодаря этому властвует над любым9.
Особую значимость в современной мифологии терроризма приобретает мифология мученичества. Цель изучения мифологии мученичества, считает М. Хафез, состоит в том, чтобы показать, как террористические группы достигают целей передать свое сообщение, манипулируя этими историями, а не в том, чтобы выяснить, отражают ли эти мифологии действительное положение вещей10. Мифологию террористов-смертников невозможно объяснить какой-то одной причиной. М. Хафез в своей работе «Изготовление живых бомб» указывает, что для этого необходимы три условия: культура мученичества, наставники и приток добровольцев, готовых пойти на смерть.
Пропаганда здесь пытается выйти за пределы идеологической и политической аргументации и использует архетипы, глубоко заложенные в исламской культуре и арабских этносах. Здесь эксплуатируются три темы: унижение (персонализация страдания, чувства беспомощности и возмущения перед действиями властей, страдания женщин), бессилие из-за тайного сговора между «крестоносцами» и правительствами мусульманских стран и искупление грехов через веру и жертвенность (спасение и очищение от грехов мусульман через веру во Всевышнего и стремление приносить жертвы на пути к Нему). Все это апеллирует к представлениям о мужественности, пронизывающих племенную культуру, в которой понятия шараф (благородство), ирд (честь) и муруах (мужество) имеют главенствующее значение.
Мифология, которой окружены мученики и мученичество пропагандирует образ героической личности, готового на самопожертвование ради спасения своего народа. Пропаганда, окружающая «мучеников», распространяется на сайтах интернета, видеозаписях террористических операций и в онлайновом журнале Аль-Каиды под названием «Биографии выдающихся мучеников». Эти материалы, часто короткие и противоречивые и исключительно пропагандистские, указывают, по крайней мере, на четыре особенности мифологии мученичества:
– искренняя преданность религии (бомбисты-смертники изображаются как глубоко религиозные люди, ведь взрывы бомб с помощью смертников могут считаться мученичеством, только если бомбисты являются истинными мусульманами, которые борются с верой в Аллаха и погибают ради Него);
– желание пожертвовать личным богатством и семейными узами ради Всевышнего (бомбисты отказались от всего, что им дорого, для совершения своего высшего долга. Они заявляют, что многие вышли из богатых семей или сделали личные пожертвования, например, продали свои машины, использовали свои скромные сбережения или воспользовались пожертвованиями для поездки в Ирак. Во многих биографиях используются сильные образы отца, оставляющего своего новорожденного ребенка, мужа, покидающего семью, чтобы бороться и умереть на пути к Богу);
– желание совершить «мученический подвиг» (тема целеустремленности и радости призвана показать, что бомбистов не заставляли совершать свои самоубийственные операции и не промывали им мозги героических мучеников, которые полностью в ответе за сделанный выбор и свою судьбу);
– успех в совершении «мученического подвига» (преувеличивается удача операций с участием смертников, чтобы убедить потенциальных новобранцев, что принесение ими в жертву своих жизней не будет напрасным).
Далее рассмотрим возможности религиозного осмысления в познании терроризма. Н.Б. Шулевский полагает, что идет страшная невидимая война за дух государства, могущего стать государством духа. Он приводит мнение Т. Гоббса о существовании Царства Божия, земных государств и Царства тьмы («князя мира сего») и недопустимости добровольной сдачи всей истории и государства во власть этого князя. У него есть уже свое особое царство, царство мрака, страданий и смерти, которое он стремится расширить в том числе и с помощью распространения терроризма за счет земных государств11.
Война между силами Добра и Зла, война за души человеческие – вот что, с точки зрения Р.Б. Рыбакова, представляет собой терроризм. «Учителям Добра», проповедующим объединение прогрессивных сил человечества, толерантность, высокую мораль, расширение человеческого сознания до планетарного уровня противостоят «Учителя Ненависти», призывающие к насилию, абсолютизации низменных инстинктов человека, культу силы12.
Имеют большое сходство духовно-нравственные оценки сущности терроризма духовными лидерами мировых религий. Они считают, что терроризм есть одна из форм проявления зла. Ныне почивший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II понимает терроризм как «…грех против Бога и людей, нарушение заповедей любой религии. Преступление тех, кто не уважает права и свободы человека, несмотря на кощунственные оправдания…»13, это безумная мечта о власти над миром, ныне принимающая личины глобального диктата и терроризма, – по-прежнему владеет многими умами, подталкивая к новым конфликтам14.
Папа Римский Иоанн Павел II, сам едва не погибший от руки турецкого боевика А. Агджи в июне 1981 г. говорил о том, что терроризм является страшной угрозой современной цивилизации, несущей неисчислимые бедствия всем народам. «Терроризм использует в своих целях не только людей, он использует Бога», – заявил понтифик в одном из своих выступлений15.
Верховный муфтий России и европейских стран СНГ шейх-уль-Ислам Талгат Таджуддин говорит о так называемом «исламском терроризме» как искажении ислама, еретической идее фанатизма, утверждении своей версии толкования веры любой ценой16.
Мусульманские улемы на конференции в Мекке 14 января 2002 г. определили терроризм как «любое необоснованное нападение на человека, его религиозные взгляды, покушение на жизнь, собственность и честь, а также любой акт насилия или угроза с целью запугать или подвергнуть его жизнь опасности, осуществленному отдельными лицами, группами или государствами». К терроризму приравниваются «убийство, бандитизм, нанесение ущерба окружающей среде, общественным, частным владениям и природным источникам»17.
Наибольший интерес для террологического исследования представляет исламский джихад как освященная религиозными канонами террористическая война, осуществляемая мусульманами против «неверных».
Джихад (араб. جهاد – «джихад фи сабиль иллях» – усилие «на пути Аллаха») является не столько «войной за веру», сколько совокупностью требований ислама к религиозной активности мусульман вообще18.
Существует две точки зрения на сущность исламского джихада. Сторонники первой утверждают, что последователи ислама ведут «священную войну» против всех немусульман. По их мнению, весь мир разделяется мусульманами три части. Во-первых, это «дар ал-ислам» (араб. دار الاسلام – «дом ислама») совокупность мусульманских стран, находящихся под властью мусульманских правителей, жизнь в которых полностью регулируется шариатом – как видим, далеко не все страны ислама подходят под это определение; страны со светским режимом правления, как Турция, Ирак, Алжир, Египет и пр. для исламского фундаменталиста не являются «дар ал-ислам». Во-вторых, это «дар ас-сулх» (араб. لصيغة البحث – «дом мирного договора») – территории, платящие дань и подчиняющиеся мусульманам в политическом отношении; на территории «дар ас-сулх» возможно наличие каких-то прав у немусульман. В-третьих, «дар ал-харб» (араб. دار الحرب – «дом войны») – немусульманские страны за пределами «дар ас-сулх», рассматриваемые как находящиеся в состоянии войны с мусульманами, причем отсутствие военных действий считается временным перемирием. Эта доктрина подразумеваетполное торжество ислама – все враги будут обращены в ислам19.
Е. Морозов считает, что доведенная до логического предела исламская теория войны ставит правоверного мусульманина в состояние перманентной войны со всем миром20.
Бразильский священник, один из главных представителей «теологии освобождения», Леонардо Бофф пишет: «Идет борьба между двумя проектами жизни, личными и социальными: один проект упорно стремится к сохранению существующего, сохранению всеми средствами, вплоть до уничтожения других людей и самоуничтожения; второй проект стремится к перманентному открыванию нового, даже ценой собственного уничтожения»21. А американский проповедник-баптист Джерри Фалвелл даже высказал мнение, что сам Пророк был первым террористом22.
В то же время Абдул Малик, член исламистской организации Хизб-ут-Тахрир (Партии исламского освобождения), пишет, что сегодня весь мир стонет под пятой безраздельной тирании капитализма и гегемонии США. Власть ислама и распространение его через да’ва (призыв) и джихад – вот единственная надежда человечества23.
Исследователь джихада в начале ХХ века А.И. Агрономов приводит слова Мухаммеда о том, что «разные пророки посылались Богом, чтобы раскрыть Его свойства: Моисей – промысел Божий и милосердие, Соломон – премудрость Божию, величие и славу; Иисус Христос – Божественную правду чистотой своей жизни, Божие всеведение – знанием сокровенных мыслей всех сердец, Божие могущество – чудесами, которые Он творил. Но ни одного из этих свойств не достаточно было для убеждения людей; даже к чудесам Моисея и Иисуса они относились с неверием. А потому я, последний из пророков, послан с мечом. Пусть же те, которые проповедуют мою веру, не прибегают ни к доводам, ни к рассуждениям, а убивают всех отказывающихся повиноваться моему закону. Всякий, кто сражается за правую веру, падет ли он или победит неверного, получит славную награду. Меч, – прибавляет Мухаммед, – есть ключ к небу и аду; все, извлекающие его за веру, будут награждены временными благами; каждая капля пролитой крови, каждая опасность и труд, перенесенные ими, будут записаны на небе как заслуги более высокие, чем даже пост или молитва. Если они пали в битве, их грехи тотчас отпустятся им, а сами они будут вознесены в рай, чтобы там предаваться вечным наслаждениям в объятиях чернооких гурий»24.
П. Хлебников пишет о том, что именно в Коране очень ясно прослеживается образ врага. «Коран характеризует неверных и неверующих не просто как людей заблудившихся, слабых или невежественных, а именно как яростных врагов. Неоднократно мусульманам напоминается, что их долг – таких людей покорять и истреблять. Мусульманин обязан воспринимать весь неисламский мир как сборище врагов; он обязан вести против этих врагов непрекращающуюся борьбу25. «И сражайтесь с ними, пока не будет больше искушения, а (вся) религия будет принадлежать Аллаху» (Коран 2, 193)».
С. Кутб, один из основателей организации «Братья-мусульмане» в своей книге «Столпы веры» утверждает, что джихад тесно связан с религией и не носит защитного характера, а «является лишь способом установить Божественную власть внутри исламского сообщества, так, чтобы оно стало штабом исламского движения, которое должно быть потом распространено во все страны мира так же, как объектом этой религии является все человечество, а сферой действия – вся земля»26.
Представители другого подхода говорят о том что само название религии «ислам», – слово одного корня со словом мир (араб. – الإسلام «салям» – мир), а джихад прежде всего нравственное самосовершенствование27. Джихад нельзя приравнивать к терроризму, поскольку «борьба против оккупантов, колониальных захватчиков, и тех, кто помогает им, является законной в исламе». Джихадом также является борьба с теми, «кто не сдерживает своих слов, дав определенные обязательства», или теми, кто мешает мусульманам «мирно исповедовать» свою религию28.
Представляется, что вторая позиция является более взвешенной, по сути, не существует религии терроризма, боевики лишь используют цитаты, выхваченные из контекста Корана, обосновывая ими свое право на применение экстремистского насилия против людей другой веры. Так, неоднократно заложники, знакомые с текстами Священного писания, спасшиеся из плена террористов заявляли, что из разговоров с ними часто следовало, что многие боевики никогда не держали его в руках, а те кто, что-то знали, руководствовались не первоисточником, а так называемыми «фетвами» – произведениями отдельных авторов, часто настроенных весьма экстремистски.
В исламе имеются такие понятия как «джихад сердца» – борьба со своими дурными наклонностями, «джихад языка» – повеление благого и запрет дурного, «джихад руки» – наказание по отношению к преступнику. Что касается «джихада меча», то он сводится не только и не столько к войне, сколько к борьбе за утверждение ислама вообще. Между тем пророк говорил о том, что в религии недолжно быть принуждения (Коран 2, 257).
«Джихад» считается долгом мусульманина лишь в тех случаях, когда он защищает себя от разных видов врагов. Поэтому и отдается предпочтение джихаду, а не войне. Война – это лишь незначительная и не самая обязательная часть более широкого понятия «джихад». Примечательно, что Муххамед, возвращаясь с войны, произносит слова: «от малого джихада мы переходим к большому джихаду». «Великий джихад» включает в себя, прежде всего борьбу с внутренними (духовными), а затем с внешними (физическими) врагами и является сутью ислама29.
Исследователь Корана В. Прохорова, ссылаясь на авторитетное мнение русского философа В. Соловьева, напоминает, что Мухаммед, как и все пророки, получил «чистую веру с неба, но затем она искажалась, часто по вине людей книжников, фарисеев, первосвященников»»30. К перечисленным лицам можно добавить современариных радикал-фундаменталистов, всякого рода религиозных экстремистов, пополняющих ряды террористов, убийц и фанатиков-смертников.
Игнорирование Западом философско-нравственных принципов ислама часто приводило к осложнению межцивилизационных отношений христианского и мусульманского миров; делалось это под предлогом возвращения к истокам, «фундаментальным ценностям» той или иной религии. На деле же борьба за «чистоту» приводила к выхолащиванию духа религий, нередко трансформируя их в свою противоположность. Так произошло и с «ваххабизмом» – религиозной идеологией, названной по имени Мухаммеда Абд аль-Ваххаба, жившего в XVIII в.; это учение стало духовной основой создания государства Саудовской Аравии.
Наиболее характерная черта, отличающая ваххабизм, – это непримиримость в определении противников. Наряду с идеями равенства членов мусульманской общины (араб. أمة – умма, сообщество) и возврата к истинному исламу, свободному от поздних наслоений, была провозглашена необходимость священной войны против всех многобожников и мусульман-неваххабитов; так, последователи аль-Ваххаба уничтожили на территории Саудовской Аравии практически все мазары (могилы мусульманских святых), обвинив паломников в многобожии, сделав исключение лишь для могилы пророка Муххамеда. Противопоставление себя фактически всем остальным мусульманам сплачивало последователей аль-Ваххаба, убежденность в необходимости джихада воодушевляла их (согласно Корану и Сунне, человек, погибший в джихаде на пути Аллаха, достигает высшей степени в раю). По мнению аль-Ваххаба, существует несколько видов врагов31:
– кто познал религию единобожия (توحيد – «таухид» – монотеизм), но продолжает следовать язычеству (от араб. شرك – «ширк» – товарищ).
– кто признал таухид, но вместе с тем восхваляет праведников и отдает им предпочтение; это страшнее предыдущего, и о них сказал Всевышний: «…так когда пришло к ним то, что они знали, они не уверовали в это. Проклятие же Аллаха над неверующими!» (2 / 89);
– кто познал таухид, но любит тех, кто пребывает в ширке и ненавидит тех, кто последовал таухиду; и это о них сказал Всевышний: «А те, кто не уверовал, пусть гибнут! И обратятся тщетой их дела. И это им за то, что откровения Господни ненавидят, – Он сделает бесплодными дела их» (47/ 8-9);
– тот, чьи соотечественники объявили о своей враждебности таухиду и приверженности ширку и сражаются с последователями единого бога. Он же, оправдывая себя трудностью покинуть родину, сражается с ними в одном ряду, жертвуя имуществом и жизнью. Об этих Всевышний сказал: «Средь них вы и других найдете, Которые хотят быть верными и вам, и своему народу. Но всякий раз, когда их призывают к смуте, Они (с готовностью) ввергаются в нее. И коль они от вас не отойдут, Вам мира не предложат и не удержат рук, То где бы вы их не нашли, Хватайте их и предавайте смерти – Мы вам над ними доставляем власть!» (4 / 91).
Важнейшая черта, объединяющая ваххабитов во всем мире, – это непримиримость и абсолютное неприятие иного мнения. По любому вопросу они признавали свое мнение единственно правильным, а мнение остальных – абсолютно неверным, совершенно исключая возможность ошибки.
Со временем «ваххабизм» стал едва ли не синонимом терроризма, воюющего «за чистоту ислама»; он по сию пору остается в основе официальной идеологии Саудовской Аравии, и ее руководители на официальном уровне стараются всячески отмежеваться от террористов, именующих себя «ваххабитами». «Ислам отвергает насилие во всех его проявлениях и формах, – заявил наследный принц (ныне король) Абдаллах ибн Абу аль-Азиз Аль-Сауд, – мусульмане неповинны в том, что совершается от имени ислама теми, кто утверждает, что представляет ислам, а на деле лишь прикрывается личиной ислама...»32. Такое «прикрытие» совершается при развязывании войн, которые радикал-фундаменталисты в обход религиозных канонов возводят в ранг «джихада».
Верховный муфтий России Т.Таджуддин отрицает неизбежность противостояния цивилизаций, культур и народов и напоминает, что есть извечный закон: «тот, кто убьет живую душу на земле, тот как бы и всех людей погубил» и не должен сметь человек поднять руку на жизнь, душу такого же, как он, человека, наместника Бога, поэтому не может быть ни правоверный мусульманин, да и любой верующий человек бандитом, насильником мирных людей и террористом33.
Соглашаясь с приведенным мнением, митрополит Смоленский и Калининградский, а ныне Патриарх Всея Руси Кирилл предупреждает о том, что современный терроризм нацелен на разрушение межнациональных и межрелигиозных отношений, на общественную и политическую дестабилизацию уникальной цивилизации, образовавшейся не только в России, но и в странах Закавказья и Средней Азии. Ее уникальность состоит в наличии высокого уровня взаимодействия и сотрудничества между христианской и исламской общинами в этих странах, и именно его необходимо сохранить34.
Имеет свои особенности искусство как художественный способ получения знаний о терроризме. Художественное знание обладает особыми, лишь ему одному присущими свойствами. Именно оно есть знание-включение, знание-диалог, знание-переживание. Искусство не есть просто форма деятельности или частный способ постижения реальности. Художество – универсальное мировоззрение. Имеющее дело с внутренними, потаенными пластами реальности, обращенное ко всему человеку.
Этот способ познания актуален и потому, что ряд исследователей полагают, что теракт является особой формой театральной постановки. Так, Г. Вайнманн считает, что современный терроризм можно понять с точки зрения тех же требований, какие предъявляются к любой театральной постановке: тщательная подготовка сценария, подбор актеров, декорации, реквизит, распределение и исполнение ролей, активная роль режиссера-ведущего в исполнении спектакля. Как и хорошая постановка драматических или балетных спектаклей, эффективная подача террористических актов в СМИ требует особого внимания к деталям. В конце концов, жертва является только «кожей барабана, по которому бьют для достижения эффекта, который требуется оказать на широкую аудиторию»35.
При помощи высокотехнологичных СМИ создается вторая, «виртуальная» реальность – французский мыслитель Эрнест Ги Дебор назвал ее «Обществом Спектакля», которое обыватель принимает за настоящее.
В таком обществе «разрастается фальсификация, доходя до тривиальнейших вещей, словно липкий туман, сгустившийся над повседневностью». Технический и полицейский контроль над людьми и силами природы превращается в «телематическое» безумие.
Спектакль поглощает собой все: политику, войну, человеческие отношения, он деформирует реальность по своему подобию, он является проявлением коллективной психики западного общества, и именно поэтому наличие в нем устойчивого сюжета о террористах обличает их как архитипичных персонажей Спектакля, которые в прямом эфире на экране телевизоров «превращались то в лис, чтобы поймать свою добычу, то во львов, чтобы никого не бояться, пока жертва находится у них в лапах, то в баранов»36.
Литература также дает большие возможности для создания своей собственной реальности. Ж. Женет говорит в этом плане об искривлении пространства: «Литература – это пластичное поле, искривленное пространство, где в любой момент возможны самые неожиданные отношения и самые парадоксальные встречи»37. В этом поле могут одновременно пребывать и активно искать своих читателей и труды идеологов и апологетов терроризма и в то же время и книги писателей-гуманистов, обличающих всю глубину нравственного падения идей и действий террористов.
Литература может помочь понять и даже почувствовать терроросферу современного общества. Ф.М. Достоевский, в своем произведении «Бесы», идя наперекор популярности полученной в российском обществе, особенно в среде интеллигенции – «русских мальчиков», террористическими организациями, показал аморальность организаторов терроризма и всю бесперспективность их усилий обретения лучшего мира – «царства Божия» на Земле посредством достижения «святости через грех», созидания через уничтожение38. Основанием романа послужило дело С.Г. Нечаева убившего одного из членов своей террористическо-заговорщицкой организации «Народная расправа» И. Иванова, обвиненного в предательстве.
Достоевский пытался осмыслить и противопоставить христианскую этику «Катехизису революционера» С. Нечаева, согласно которому революционер, вставший на путь террориста обязан «разорвать всякую связь... со всеми законами, приличиями, общепринятыми условиями и нравственностью этого мира. Он для него враг беспощадный, и если бы он продолжал жить в нем, то для того только, чтобы его вернее разрушить. Денно и нощно должна быть у него одна мысль, одна цель – беспощадное разрушение...»39.
По словам Н.А. Бердяева, Достоевский описывает последние, предельные религиозные муки русских революционеров, когда обнаружилась их неполитическая природа, для них революция не социальное строительство, а мировое спасение. «То, что открылось Достоевскому о русской революции и русском революционере, о религиозных глубинах, скрытых за внешним обличьем социально-политического движения, было скорее пророчеством о том, что будет, что развернется в русской жизни… Трагедия "Бесов" есть трагедия одержания, беснования. В ней раскрывает Достоевский метафизическую истерию русского духа. Все одержимы, все беснуются, все в корчах и в судороге»40.
Большую методологическую ценность для анализа терроризма имеет и роман Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы», частью которого является «Легенда о Великом Инквизиторе». В этом рассказе в самое страшное время инквизиции в Испании, «когда во славу Божию в стране ежедневно горели костры и в великолепных аутодафе сжигали злых еретиков» к Великому Инквизитору приходит Иисус Христос. Все царство инквизитора представляет и образ нового человека, человека, который, отринув Бога, меняется весь и во всем – меняются мысли и чувства, действия, мир, отторгается свобода во имя счастья людей. И Иисус, и Инквизитор предлагают людям свои пути к счастью. Но если Христос предлагает свободу людям для того, чтоб стать счастливыми, то Великий Инквизитор как и террористы прошлого и настоящего хотят лишить человека возможности выбора своего пути, они предлагают людям путь к счастью, ценой отказа от бремени свободы.
Решение задач обеспечения стабильного существования и обеспечения безопасности российского общества неразрывно связано с выявлением особенностей и природы возникновения, функционирования различных деструктивных социальных явлений. Современный терроризм, являясь одним из таких феноменов, в силу своей изменчивости, конспиративности, определенной «удобности» для сокрытия истинных мотивов политических субъектов, отсутствия общепринятых и однозначно толкуемых научных, морально-правовых и духовно-этических оценок, представляет серьезную опасность для российского социума. Наряду с деятельностью политиков, правоохранительных органов и других силовых структур государства одним из важнейших и социально значимых антитеррористических направлений является активная созидательная работа российского научного сообщества по созданию соответствующих условий для институционализации в качестве научной основы противодействия террористическим проявлениям межпредметной научной дисциплины – террологии.
В процессы институционализации террологии объективно должны быть включены кроме ученых и общественные организации и государственные структуры, а также сами граждане Российской Федерации. Без их всесторонней заботы и поддержки создание и дальнейшее развитие террологии невозможно, поэтому институционализация террологии является в определенной мере инновационным, творческим, инициативным процессом, направленным на благо всех россиян.
